Собой

[b2k]

Однажды, спустившись оттуда, где не встертишь людей, где одеяло твоё - ветер, а друзья твои - холодные стены, так и не заимевшие уши, Он захочет узнать: "Где я нахожусь?" - и Она, выкинув окурок за борт своей "жестяной банки" 86 года выпуска и поправив очки, защищающие её от палящего местного солнца, но больше скрывающие глаза, твёрдо ответит: "Макс, ты находишься в реальном мире.В реальности, в которой кроме меня живёт ещё несколько миллиардов человек.И я хочу показать тебе не только запястья рук, насилие и агрессию, но и запах парного молока, и радугу, после которой ты ничего не вспомнишь, визжа и прыгая от того, что мы называем счастьем."

***
Количество пожитков Максима, находившихся в багажнике "старой подруги" Дины, привело к быстрому, тихому, но отнюдь не безболезненному переезду.

***
Теперь Дина, могла говорить о "счастье" в полной мере - Максим нашёл работу, а точнее, работа настигла его жарким августовским днём в лице давнего знакомого Дины.А стало ли это счастьем, о котором говорила подруга? Да, теперь они могли платить за комнату в коммуналке (где и друг друга считали соседями) даже за месяц вперёд, и Макс смог потихоньку, не расплескав ни капли одиночества, долго хранившегося на антресолях сердца, выплеснуть его в сказках, небылицах, рассказах, стихах:

Как-же много оттенков у серого:
Серый с грустью и безразличием.
Бывают ли те, кому не ведома
Будней серость, ограниченность?
Бывают ли те, у кого лишь радуга -
Солнцем подсвеченная гроза?
Ты знаешь, была в моей жизни Ладога -
Прекрасно-прозрачная бирюза.

Прости, никогда мы не будем цветущими,
В вечности сущими, искры влекущими...
Сердце зовущее, юность пропащая -
Все проходящее, не настоящее.
Просто бывают осколки безбрежности,
Сказочной нежности, даже безгрешности,
И мы по осколкам, да только без толку:
Не колят иголки, мы грубы настолько.
Мы так толстокожи, что будь даже ножик
Сквозь нас не прорваться, нас не потревожить!


Он гордился своей колонкой на последней странице местной газеты и даже заставил себя забыть пустые углы своих прежних просторных комнат.Все вечера подряд Макс находился либо на кухне, постоянно строчив что-то в полусогнутом состоянии на неизменно белых листах, либо в курилке.Кстати, курить он начал именно после того окурка, выкинутого за борт "жестяной банки" 86 года...

***
Но Дина так и не успела "столкнуть" Макса с счастьем.Это она поняла в тот самый момент, когда впервые увидела его глаза: печально-пронзительные глаза смешали все оттенки печали, тоски, одиночества, спокойствия, и подумывала о перевоспитании реальностью.
В них была тайна, при виде которой женщины наливались румянцем и их соски набухали, а мужчины с почтением кивали головой с целью поскорее убраться.Но никто не смог разглядеть оттенки нежности.

Хотя это уже не важно, но Дина сама не знала, что это такое - "счастье" и уж тем более не знала, где его искать.

***
Со временем Дина полностью отказалась от своих планов, поняв полную их абсурдность и даже прониклась состраданием к Максу.Таким состраданеим, при котором топят щенков, и стала варить кофе и готовить ужин, так больше ни разу не заглянув в его угольки любви...
Ну что можно было увидеть в этой живой муммии? За спиной его называли: человек - папье-маше, человек - невидимка... Кто смог разглядеть те бури и сражения, происходившие внутри его при полном внешнем спокойствии?

Человек - невидимка только поздно ночью осмеливался входить в комнату и ложиться на бок.Он даже не подозревал о том, что Дину ничего не разбудет, а тем более он.

***
Когда наконец-таки понимание пришло, было слишком поздно.Во-первых - робость и неуверенность в себе.Во-вторых - привычная рутина, начинавшая вытравлять личность человека.Теперь он каждодневно "копал" себя и омывал слезаим одиночества, не в силах помешать.Теперь и сам поверил в роль человека - невидимки, человека - папье-маше, что не смел отклоняться ни на миллиметр от своей "роли", до конца дней так и не поняв: кто кого не принял - Он мир или мир Его?

Позже, много позже, критики будут восхищаться творчеством и судьбой загадки и та, кому были посвящены половина стихов и рассказов (вторая половина своему одиночеству), наконец-таки поймёт это и до конца своих дней будет хранить листы с почерком, подвластным только ей, под подушкой.

Но пока, пока лишь была оставлена записка:
"За долгие годы пребывания в стране мёртвых тоска по живым стала такой сильной, необходимость в чём-то обществе такой неотложной, а близость ещё одной смерти, существующей внутри смерти, - такой устрашающей, что я пришёл к тебе.Пришёл, но не смог вынести одиночества и вернулся... к одиночеству."

***
Силуэт Макса всё уменьшался, пока не исчез...