Эпизод 1.3

[Григорий]

«…Вся мировая литература, да и вообще все искусство держится на двух непостижимых контрастах. Первый из них заключается в том, что у мужчин и у женщин различная анатомия (говоря простым языком – у мужчин есть член, а у женщин, увы….). Второй контраст – это контраст цвета. Цвета красной крови на белой коже. Это многих шокирует. Странно, но многие весьма взрослые и далеко не глупые люди, несмотря на то, что все наверняка учились в школе и не прогуливали уроки анатомии по причине естественного детского любопытства, оказываются поражены видом открывшейся раны. СМОТРИ-КА, ЧЕЛОВЕК СНАРУЖИ БЕЛЫЙ А ВНУТРИ У НЕГО ВОН ЧЕГО….КААКОЙ КОШМАР! И здесь, в этом противостоянии внешнего «беликолепия», и внутреннего чада и смрада все – наивная человеческая вера в душу, бездумное раздувание понятия ЛИЧНОСТЬ и прочие философские категории, образующие на выходе…»
- Выходим, выходим, вещи свои не забываем, чужие тоже. Об оставленных вещах сообщайте …мне. У меня жена и трое детей.
Балагур проводник проходится вдоль купе, гремя огромным проводницким ключем. Он ласково смотрит на своих недолгих постояльцев с размытой улыбкой человека, который только что пошутил и не понимает, почему никто не смеется.
Поезд, подрагивая, подбирается к спящему вокзалу. Несколько излишне ярких фонарей скорее слепят, нежели освещают. Впрочем, Тристан догадывался, что и в дневное время смотреть тут особо не на что. Он еще раз перечитывает написанное и остается доволен: в меру скандально, в меру богоборчески, даже с легким оттенком расизма.
Несмотря на позднее время спать совсем не хочется. Он привык работать по ночам, истощая себя до той поры, пока в глаза не лезли страшные иголки. Только тогда он на несколько часов забывался, падая со стула в сторону, на приставленный для этих целей диван.
И сейчас Тристан больше всего жалеет об отсутствии компьютера. Запихав в сумку разрозненные, исписанные и многажды перечерканные бумажки, и пробирается к выходу. Вокзал ночью в этом захолустье, в дождь представляется ему блестящей заменой душному купе и назойливому проводнику.
На перроне Тристан останавливается, поправляет дорожную сумку на плече, глотает ртом густой и словно жженый воздух. Поезд медленно, ударяя по рельсам, втягивается в ночь. Несколько молчаливых попутчиков торопятся к стоянке такси. Внезапно Тристана охватывает паника. Он совершенно один, в чужом городе. Ночью.
Ярко освещенный перрон и черные провалы путей. Он как на ладони. Начинает накрапывать. Дождь словно бы повисает в воздухе. Перестает из темноты стучать поезд. Разъезжаются последние машины. Тишина. Тристан стоит и ждет.
Его же вроде бы должны были встречать? Так было написано в письме? Или это все-таки розыгрыш? Не похоже. Слишком уж много сил ушло на то, чтобы убедить его в обратном. Похоже, он так долго сомневался, так все дотошно выяснял, что устроители конкурса просто решили, что он не приедет. А Тристан, вообще-то и не ждал ничего хорошего. Это как в том старом анекдоте: «либо парашют не раскроется, либо акула глухая попадется». Ему никогда не смешно было, когда этот анекдот рассказывали…
Внезапно Тристан понимает, что на него кто-то смотрит. Что там, у стенки вокзала кто-то стоит и молча смотрит. Когда человек видит, что его заметили, он делает шаг вперед, и попадает в свет. Двигается большими шагами, но крайне медленно, так что у Тристана есть время детально рассмотреть его. Это невысокий мужчина. Одет он во все черное, поэтому в темноте Тристан не сразу разглядел его. Кожаная куртка металлически отсвечивает. На лоб его надвинута довольно нелепая бейсболка с логотипом «Пепси». Именно она закрывает большую часть лица, резко выделяя небритый подбородок.
Тристан начинает говорить, когда тот еще за несколько шагов.
- Excusez-moi, pouvez-vous m’aider, s’il vous plait…
Человек приближается, не сбивая шаг. Лицо его, по крайней мере – подбородок, остаются невозмутимыми.
- Je ne parle pas francais, Je parle anglais…
Тот подходит в плотную и внимательно смотрит на Тристана, словно пытаясь увидеть в нем знакомые черты.
- Je m’appelle Tristane. Je voudrais aller…
Под кепкой вдруг расцветает широкая улыбка. Белозубая, с вкраплениями золота. И тут же Тристана заключают в объятья.
- Добро пожаловать, Тристан, давно вас уже ждем. Я надеюсь, вы говорите по-английски, а то я на вашем языке и чего не понимаю.
«И не думай, что если он англичанин – или кто там? – и вы с ним обнимались, то у тебя нет больше причин для волнения. Не расслабляйся и пытайся запомнить дорогу».
Патрик, новый знакомый Тристана уверено вел машину по ночной неосвещенной дороге, насвистывая себе под нос какую-то песенку. Тристан сидел на переднем сидении и пытался «не расслабляться» и «запомнить дорогу». И то и другое выходило плохо. За окном была темень и ничего кроме «долго-долго прямо мимо каких-то огней» запомнить не удавалось. Патрик вел машину легко и с удовольствием. Странно передвигающийся пешком, он секундно менялся, когда садился за руль. Здесь он был уверен в себе и скуп на слова и жесты.
Несмотря на открытые окна, в машине было нестерпимо жарко….

Жарко. Бескрайняя пустыня, безумная пыль. Везде, куда не посмотришь – красно-черные облака над серой землей. Безумное варево из облаков. Ничего, даже маленького кустика, даже травинки. Он бесконечно один. Сжался, сморщился на покрытой многими трещинами, как шрамами, земле. Плохо. Так плохо, как только может быть. Нет ни одного… объекта, что ли. Нет ни солнца, ни луны, ни деревца. Безраздельная земная поверхность, непостижимая пустота. И жарко, очень жарко

Тристан просыпается, вскидывает голову. Где он? В машине… Едет… Куда? Кто это? Кто ведет машину? Куда они едут? Зачем? Что вообще происходит?
Автомобиль резко подпрыгивает на каком-то ухабе, и Тристан приставляет пистолет к виску водителя. Просто во время удара открывается бардачок, Тристану виден лежащий в нем пистолет. На то чтобы все понять, вспомнить и успокоиться уходят секунды. Их у Тристана нет. Он хватает пистолет и приставляет его к виску водителя.