Возле дороги, рядом с автобусной остановкой, сидел человек и пристально глядел на камни мостовой. Его небритое лицо, поникшие плечи и разбитые ботинки привлекали внимание толпившихся на остановке людей, но человек, казалось, не замечал направленных на него удивленных взглядов: он думал о себе и о своей жизни.
Этот оборванный и голодный бродяга, устраивавшийся на ночлег под железнодорожным мостом, вновь чувствовал себя маленьким мальчиком, что жил в домике из красного кирпича на соседней улице. С тех пор прошло более двадцати лет! Может быть, дом уже снесли… Интересно, цветут ли еще анютины глазки? Просто удивительно, как живо он помнит анютины глазки и качели, которые смастерил для него отец, и дорожку, где он учился кататься на велосипеде… Родители откладывали деньги несколько месяцев, прежде чем смогли купить ему велосипед.
Бродяга нетерпеливо передернулся: воспоминания были так живы, что причиняли ему боль. Память перенесла его в другое время -десять лет спустя. В ту пору он сменил свой старый велосипед на мотоцикл и стал реже бывать дома. У него была работа и множество друзей. Мать и отец казались ему старыми и скучными, а с друзьями было так весело! Но…откровенно говоря, не хотелось вспоминать те годы, особенно тот день, когда накопившиеся долги заставили его вернуться в родительский дом.
Он собирался попросить у родителей денег, но, сидя в семейном кругу за чаем, так не хотелось начинать разговор о цели своего прихода! Выход был найден простой: он отлично знал, где отец хранит деньги, и, улучив момент, когда родители вышли в сад, прибрал к рукам отцовские сбережения.
То был последний раз, когда он видел родителей: после того, что он сделал, он не мог и не хотел возвращаться домой. Вскоре он уехал за границу.
Родители ничего не знали о сыне, о его долгих скитаниях, о годах, проведенных в тюрьме. Но он, лежа по ночам в своей камере, много думал о них. Порой он ворочался на постели всю ночь, не смыкая глаз, и пятно лунного света ползло по стене, и тоска подступала к сердцу… Как ему хотелось бы, выйдя на свободу, вновь встретиться с отцом и матерью, если они еще живы и если захотят его увидеть!
Отбыв срок заключения, он вышел на волю и устроился на работу. Но душу его снедало беспокойство: казалось, какая-то неведомая сила властно звала, тянула его домой – всякий раз, когда он выходил прогуляться и видел по дороге клумбу анютиных глазок, качели или мальчишку на велосипеде, домик из красного кирпича.
Он не хотел вернуться домой без гроша в кармане и потому большую часть пути прошел пешком. Может быть, он добрался бы и раньше, но его внезапно охватили сомнения. Какое право он имеет вот так, вдруг, явиться к родителям? Да и смогут ли они признать в этом оборванце того мальчика, которого когда-то любили и который так жестоко обманул их надежды?
Он купил себе немного еды и просидел почти весь день под деревом. Вечером он отправил родителям письмо- совсем коротенькое, хотя оно стоило ему немалых мучений. Письмо заканчивалось такими словами:
«Я знаю, у меня почти нет надежды на то, что вы захотите меня увидеть… Что ж, вам решать. Я буду ждать в конце улицы в четверг рано утром. Если вы хотите, чтобы я пришел домой, повесьте белый носовой платок на окошко моей спальни. Если я увижу его там, то приду; если нет- скажу «прощай» старому дому и пойду своей дорогой»
И вот наступил четверг. Мужчина отправился в назначенное место. Вот она, его старая улица! Внезапно лихорадочное нетерпение покинуло его. И тогда он сел у дороги и уставился взглядом на камни мостовой.
Надо было решаться. Нельзя же откладывать это до бесконечности. В конце концов, они могли переехать…Если он не увидит платка на окне, то наведет справки, прежде чем покинуть город… Так он уговаривал сам себя, не осмеливаясь подумать о том, что с ним будет, если родители по-прежнему здесь и просто не захотят его увидеть.
Он с трудом поднялся на ноги: после ночи, проведенной под мостом, все тело ныло. Улицу еще окутывал рассветный сумрак. Вздрагивая от холода, бродяга медленно направился к старому каштану, откуда дом был виден как на ладони. Он решил, что не взглянет на него прежде, чем подойдет к дереву.
С минуту он стоял под ветвями каштана, крепко зажмурившись. Наконец сделал глубокий вдох и открыл глаза. Взгляд его жадно устремился вперед.
Солнце уже вставало над маленьким домиком из красного кирпича. Но что это? Казалось, его стены расшиты белыми фестонами. Каждое окно было увешено простынями, наволочками, полотенцами, скатертями, носовыми платками и столовыми салфетками. Белые муслиновые занавески тянулись из слухового окна через всю крышу, словно снег, сверкающий в утренних лучах солнца.